История одной крыши
Размышления на лекции, глядя на крышу за окном
Из окна была видна длинная двускатная крыша. Один скат она выставила мне напоказ, хвастаясь свежей краской, а другой спрятала от моего взора. Я думаю, что если бы не физические законы, то она бы похвасталась и другим скатом, но пока ей пришлось довольствоваться только одним. Крыша тянулась от одного края окна до другого и, казалось, что эта крыша так и тянется до самого горизонта, как Великая Китайская Стена. Слева горделиво ввинчивала в небо свою плоскую голову на длинной прямоугольной шее многоэтажка, пытаясь надменно возвышаться над моей крышей, но та в своем философском покое ее игнорировала, так что через небольшое количество времени это длинное спесивое существо стало похоже на трубу на моей крыше, такую пузатую, надутую, обиженную трубу.
Практически на самом гребне моей крыши и прямо посередине стоял столбик от которого расходились в три стороны связки электрических проводов. Их было много и расходились они по почти перпендикулярными друг другу направлениями. У меня сразу всплыла в памяти картинка из учебника геометрии — три прямые, описывающие фундаментальный закон трехмерного пространства. И в самом деле: на фоне неба, на фоне этой затягивающей глади и пустоты — такой незыблемый закон, переплетение энергии, материи и человеческого гения.
На самой верхушке мачты сидел ворон. Он хорошо выделялся на фоне темно-синего неба с оттенками багрянца, как будто ему было за что-то немножко стыдно. А когда ветер проносил по нему тяжелые свинцовые облака, похожие на кляксы жира на газете, в которую заворачивали селедку, то было понятно, что это настоящий черный ворон — ибо в ту черную дырку, которую он прожигал своим силуэтом на облаке можно было запихнуть парочку космических кораблей и там осталось бы место еще и для летающей тарелки. Он сидел с таким важным видом, что был похож на Самого Главного, который сидит в центре коммуникационной паутины, принимает информацию и отдает приказы. Ветер гнал облака и топорщил вороньи перья, поэтому он периодически потряхивал какой-либо частью своего тельца, приводя в порядок жесткий мундир. А я видел в этом, как он крылом отдает кому-то указание, согласно кивает кому-то головой или нетерпеливо перебирает лапками, грозя кому-то. И провода несут его жесты, несут его приказы куда-то далеко-далеко, гудя от натуги и осознания важности возложенной на них миссии.
А я сидел внутри класса и смотрел в окно. И мне казалось, что я сижу в каком-то hi-tec-овском звездолете — здесь яркий электрический свет, мебель со стремительными очертаниями, яркая одежда и смесь запахов, которые так далеки от запахов природы. А за окном, за иллюминатором — другой мир. Он живет по своим законам, которые пришельцам не понять. Он обходится безо всех тех знаний, которыми так гордится и кичится человек, он не обременяет себя лишними эмоциями и переживаниями. Он настолько гармоничен, насколько прост. И мы поэтому боимся его, как могли бы бояться коcмонавты, впервые увидавшие внеземную цивилизацию.
Ворон улетел. Он покружил еще какое-то время над своим командным пунктом и полетел дальше, к другому пункту, командовать другими мирами. А я остался. И вновь стал послушно вникать в полиморфизм и инкапсуляцию, рассуждать о достоинствах и недостатках функциональной и алгоритмической декомпозиции, а из окна была видна длинная двускатная крыша