История Вовочкиного дедушки
Несмешной анекдот про снаряды, которые дед Вовочки подносил солдатам
Нет, он, конечно, не был несчастным по общепринятым меркам. Он жил в крепком деревенском доме со своими родителями, не голодал, бегал с другими ребятишками «гонять русалок» — именно так называли в их деревне купание в быстрой речушке выше брода, причем верили все, что если русалок не гонять, то скоро вброд никто переправляться не сможет — русалки утащат. И все же, он не был счастливым. Так и хочется добавить «вопреки расхожему мнению». Но именно этого «вопреки» и не было. Как не было и несчастья, которое мобилизует, заставляет что-то делать. Назло-ли, вопреки-ли, вперед-ли — как угодно, но делать. Нет. Ему было никак. Его жизнь не только в физическом, но и в эмоциональном плане зависела от окружающего мира. Маменька весела — ему хорошо. Отец не в духе — у него грусть. Дождь — меланхолия, солнце — радость, проснулся утром — и славненько, настала ночь — страшненько.
Его что-то стало беспокоить и тревожить, когда он вошел в сознательный возраст и стал годен к помощи по хозяйству. Он никак не мог понять, что ему делать или чем заняться, если взрослые ушли, а его не приставили к какому-то делу. Нет, он не был глупым, но все пропускал через призму своей зависимости: «а вдруг маменька заругает?», «а если батюшка расстроится?», «а что подумают соседи?». Из-за этого решиться на самостоятельное дело он был решительно неспособен. Праздником для него были дни, когда его столетняя бабка чувствовала себя хорошо, слезала с печки и не по-старушечьи низким голосом наказывала: «Ну-ка, возьмите мальчонку к работе». И тогда сразу для него находилось дело, и он чувствовал прилив счастья.
Бабка до немцев не дожила, ее схоронили аккурат за год до того, как солдаты в черных шинелях ленно расквартировывались в деревне. И опять в его душе блуждали вопросы, ответы на которые могли бы дать ему почву для какой-то деятельности. Но увы — зависимость собственной оценки от мнения других делала его беспомощным перед рациональность немецкого мышления. Офицер быстро приметил паренька, который был достаточно замкнутым и незаметным для окружающих. Причем, он не прятался специально, его просто не замечали. И когда после просьбы почистить сапоги офицер получил не только зеркально-надраенные голенища, но и починенный каблук, то быстро понял, что нужно делать. С тех пор жизнь нашего героя наполнилась нотками счастья, как наполняется весенний воздух нотками сирени. Он всегда получал четкие указания что и когда нужно сделать, всегда получал четкую оценку своих действий — хорошо или плохо. Да, он знал, что когда «плохо» то нужно расстраиваться, чувствовать грусть, корить себя. Но это все имело смысл, так как было кому-то нужно. Иногда набегали тучки на его солнечное счастье в виде упреков и презрения бывших друзей: «Немецкий прихвостень, как пес, делаешь все, чего не попросят». «Но вы меня ни о чем не просили, почему же теперь упрекаете? Я же не виноват, что вам был не нужен, а им нужен?», — буквально вопила каждая клеточка его души. Но ответить он не решался — вдруг, что не так скажет. Его лицо делалось испуганным и настолько по-детски наивным, что на него махали рукой и не трогали.
Когда русские вышибали фрицев, то офицер привязался к нему, как привязываются к щенку, и не смог оставить в деревне. Так и пошел он в сторону чужого Фатерланда, пока дивизию окончательно не накрыли. Очнулся он в медицинском поезде, который ехал куда-то в глубь Союза, и большая женщина, гладившая его по грязным русым волосам, все причитала: «Надо же, как мальчонку измучили, изверги, хорошо, что сумел переодеться и уползти к нашим». Через 15 лет он женился на какой-то из многочисленных знакомых этой грозной снаружи, но не растратившей материнскую ласку, женщины, закончил институт…
— Вовочка, правда, что твой дедушка был на войне?
— Правда! Меня назвали в его честь!
— А правда что он в свои 10 лет сражался и носил снаряды бойцам?
— Да, правда! И бойцы ему говорили: «Гуд, Вольдемар, гуд!».
Фотография в заголовке: иллюстрации к повести Хемингуэя "Старик и море" Художник Слава Шульц.